Остров, что не терпит людей

Всем пламенное «Здравствуй!». Наконец публикую новую историю. Идейно она пересекается с двумя моими предыдущими работами: «Сон Чудовища» и «Шептуны», однако, надеюсь, имеет самостоятельную ценность.
Автором данного рассказа являюсь я. Буду признателен за комментарии.

Окрасились тутою
Губы в аметист.
Ягод сок рекою
Течет по коже вниз.

Отравлен будто ядом
Мятежный жизни дух,
Где над вратами ада
Гнездится птица Рух.

Унцию за унцией, тщательно взвешивая слова, рассказчик складывает по кирпичикам давно забытую историю. У него нет имени, а если оно и было, то уже обратилось в прах. Не всякое повествование заслуживает аудиторию. Не всякий рассказчик умеет правильно расставить акценты. Однако безымянный вестник не из таких. Его история ужасна. Он услышал ее от ночных светил, на чью долю выпала участь оказаться свидетелями роскошного цветения зла.

Звездам следовало бы отвернуться. Они видели все. Вернее сказать, они были вынуждены видеть все. Возжелав померкнуть в страхе наступления неизбежной кары за свое любопытство, они сбросили бремя жуткого знания на единственную живую душу, могущую понять и расшифровать их знаки. К чести моей, я знал этот пытливый ум лично. Днем он обыкновенно для себя спал, а ночью бодрствовал. Его ремеслом являлось чтение звездных скоплений. Случалось, я ассистировал ему. Как-то в один из тихих осенних вечеров, коими богат сентябрь в родных предместьях, астроном поведал мне результаты многолетних измышлений:

— Небо – есть плащаница шифров, – говорил он, – массивная энигма, содержащая память вселенной, виниловая пластинка, в зависимости от положения иглы (точки отсчета) поющая совершенно разные космические баллады. Я каждую ночь их слышу. Не сочтите меня сумасшедшим, старина, но мне есть, что вам рассказать…

Текст, представленный ниже, записан в точности со слов моего собеседника. В свою очередь, справедливости ради, следует отметить, что он, мой собеседник, в речи своей грешил пространными комментариями сомнительно научного свойства, которые я для связности рассказа счел разумным опустить. Стилистика первоисточника сохранена.

Там, где просыпается день в нетронутой росе, искрящейся под покрывалом сизого тумана; где солнце выкатывается бильярдным шаром на сукно небосвода, озаряя крошечный остров в ларимаровом море; где плечи утесов вздымаются над пучиной, являя собой древнее противостояние земной тверди и океанической бездны; на обочине разбитой дороги стоял дом. Долгие годы он пустовал. Его хозяйка умерла в те времена, когда на острове еще кипела людская жизнь. Дом перешел в наследство дальним родственникам, но никто им не воспользовался. Он потерялся во многочисленных документах, кочуя в виде подарка, обеспечения обязательства, налогового бремени или части наследуемого имущества от одного владельца к другому. Это продолжалось десятилетиями, пока дом не очутился в руках некоего господина Т. Он был человеком незаурядных качеств, ищущий одиночества. Последнее он обрел, ступив на галечный пляж острова.

Господин Т. отворил входную дверь и переступил порог сада запустения. В просторе комнат воздух искрился пылинками. Первые несколько дней гость острова обустраивал новое жилище. Затем его внимание привлек двор, подаривший приют паре полусухих яблонь и груш. Посреди них величавым колоссом возвышалась шелковица. Ее мощные ветви распростерлись над дряблыми кронами прочих деревьев. Тутовник был увешан гирляндами ягод. Черные как кошачьи зрачки, они когтями свисали вниз. Достаточно только протянуть руки и…

В то время как биение окрестного моря отзывалось эхом, господин Т. дотронулся до тутовых листьев. Солнце в настоящее мгновение стыдливо скрылось в облаках, отчего остров ненадолго сделался монохромным. Он не именовался Эдемом, а шелковица не считалась древом познания. Тем не менее, в ее корневой утробе прозябала тварь, обреченная шипеть и ползать. Змея выползла из ниоткуда, разрезая своим шипением напряженную плоть безмолвия. Трава затрепетала на ветру, обжигаясь неприглядной змеиной кожей.

Вид существа парализовал господина Т. Будто плющ, оно обвило шелковицу и устремилось вверх. Позже тутовая ягода сама упала в ладонь человека. Змея позволила господину Т. ее взять. Он понял это по тем бесстрастным жемчужинам, что были для рептилии глазами. Едва кровавый ягодный сок напоил паутинку трещин на его губах, как глаза змеи блеснули.

Наступившая ночь обернулась адом. Море бушевало зверем, умирающим на бойне. Деревья, простирающие урагану объятия, отбрасывал во вспышках молний узорчатые тени. Они оплетали дом господина Т., словно преследуя некую ужасную цель.

Единственный человек на острове страдал от вырвавшегося наружу кошмара. Дом скрипел и стонал, терзаемый бесчинством природы. Господин Т. извивался в лихорадке. Образы, явившиеся во сне, были пугающе натуралистичны. Кошмар неумолимо подбирался к ничтожному человечишке, нарушившему инфернальную идиллию заброшенного острова.

Кошмар спускался из дыры в потолке. Ужас из царства Морфея пришел в бренный мир костлявым безглазым стариком с пепельной туго натянутой кожей и лиловыми венами. Он сползал по стене на четвереньках, абсолютно нагой и голодно озлобленный. Высунув длинный язык, старик плевался и клокотал, окропляя черной слюной кровать господина Т. То, что слышал человек во сне, происходило наяву. Длинные до самой поясницы волосы незваного визитера пахли гнилью.

Единственный человек на острове очнулся в приступе рвоты. Вывернув себя наизнанку, ему не стало лучше. Дурной сон еще не истлел в памяти. Обретя кратковременный покой, задыхаясь в холодном поту, господин Т. взглянул на яд, вышедший из него. Среди остатков непереваренной пищи мерзкой кляксой узнавался бордовый сок съеденных тутовых ягод.

Буря стихла к утру. Господин Т. вышел на свежий воздух и обнаружил полную разруху. Стихия не пожалела сарай, уничтожив его до основания, вырвала с корнем многие деревья, смяв под их грудой то, что осталось от изгороди. Странно было то, что дом практически не пострадал: на чердаке разбилось окно, а дверь калитки сорвало с петель и отбросило на пару метров от угодий, поцарапав фасадную краску. Лишь одно в угодьях господина Т. оставалось неизменным. Буря абсолютно не тронула шелковицу. В искривлении тысячи своих веток и ветвей она словно насмехалась над тщетностью попытки человека обжиться на этом месте.

— Хозяйкой здесь являюсь я, – молвила она, скрипя сучьями. Услышав это, господин Т. впал в безумие. Отыскав топор, он решил во что бы то ни стало вырубить тутовник. Ожесточенные удары топора оказались неспособны пробить толстую кору многовекового дерева. На пятый раз лезвие разбилось на несколько крупных осколков. Нагретые яростью, они сверкали подле шелковицы слезами ее торжества.
Я был скорее смущен, нежели действительно заинтригован в тот вечер, когда астроном поделился со мной данной историей. Поэтическое описание безымянного острова в совокупности с мало походящей на правду хроникой помутнения рассудка некоего господина Т. выглядело нескладной сказкой, увлечение которыми может навредить репутации серьезного ученого. На вопрос о том, что случилось с господином Т. в конечном итоге, астроном растеряно пожал плечами: «Звезды этого еще не знают…»

Снаружи уже стемнело, и мне пора было уходить. Прежде чем попрощаться, мой друг попросил заглянуть в его почтовый ящик и принести в дом корреспонденцию.

— Менее чем через час я продолжу наблюдение, – сказал он, – лучше все знать наверняка.

— Что вы имеете в виду? – недоумевал я.

Моя реплика так и осталась без ответа.

— Пока я настраиваю телескоп, будьте так любезны, зачитать поступившие письма вслух, если оные обнаружатся. Это сэкономит время.

Я без колебаний согласился. В почтовом ящике отыскалось всего два конверта. Один из редакции научного журнала «Пульс времени», а второй от какой-то женщины. Из содержания первого письма следовало, что статья моего друга и коллеги, посвященная протуберанцам, одобрена к публикации. Пока я читал текст второго послания, меня постепенно начала пробирать дрожь. В письме говорилось о смерти троюродной тетки и оглашении, составленного пару лет назад завещания. Автор извещения, женщина, по всей видимости являющаяся дальней родственницей моего друга, сообщила о том, что он стал одним из наследников покойной и ему достается пустующий дом на маленьком средиземноморском острове.

Забавно, подумал я, учитывая историю, обсуждаемую накануне получения вестей.

Астроном в эти минуты побледнел и устало свалился на стул. Он не знал умершую, посему беспокойство его было иного рода, чем понятное горе об утрате.

Я терялся в догадках. Мне мыслилось, что свалившееся из ниоткуда наследство должно было обрадовать моего друга. Дом на острове идеально подойдет его затворническому образу жизни. Однако он совсем меня не слышал, все твердил: «Взгляните на конверты, конверты…»

Пришлось повиноваться, дабы хоть немного прояснить ситуацию. Прошло примерно с полминуты как я наконец понял, в чем дело. Письма были адресованы на имя господина Александра Терквиста. Мой друг с таким упоением освещал сегодняшнюю историю, что мне и в голову не приходило, что он пересказывал собственное пугающее будущее!

Безжалостные звезды поведали ему, как он сам лишится рассудка.

— Взглянув в телескоп сегодня, я узнаю чем закончится моя жизнь завтра…. – с этими словами Александр отвернулся от меня и направился к прибору.

— Но вы ведь можете не принять наследство и не поехать на этот чертов остров!

— Равно как Луна, падая на Землю, не может на нее упасть, так и я, скрываясь от судьбы, не смогу от нее скрыться, – это был ответ не Александра, но господина Т.

Мне ничего не оставалось, как завести машину и уехать прочь, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Между тем, когтистые крылья фатума медленно и как-то по-особому неумолимо смыкались над домом Александра Терквиста. Скоро еще один рассказчик обратится в ПРАХ.