Автор — я.Закончила баба Настя свою историю, а у меня прямо каша кашная в голове образовалась.
— Баба Настя, я, выходит, русалку видела что ли? Русалка-пенсионерка, блин. Как-то я себе их не так представляла.
— Да что ты, милая! Кто русалку увидит — тот не жилец уже. Упаси Господи. Это домовница была.
— Домовой что ли?
— Ну да. Мать моя когда помирала, наказ мне дала: «Будешь уезжать — после похорон сумку открытую оставь, а сама выйди. Только что помягче положи в сумку, а то не поедет домовой.» Я все выполнила, как мать велела. С тех пор и живет домовой со мной. На целине с мужем работали, с собой брала. Только не знала, какого полу он. Слышать слышу, а не показывался. Вишь, тебе сподобилась. Повезло тебе.
— Да уж, везуха прямо прет. Пока вообще мозги в трубочку. А чего она ругалась-то?
— Так не любит непорядка. А ты обувь не помыла, в дом вошла, одежду на стул бросила, не сложила. Вот, видать, и ругалась. Да только не знаю я точно.
— Ну ладно, баба Настя, Вы мне про русалку расскажите лучше.
— А чего рассказывать-то, дело давнее. Слушай что помню, коли интересно.
Кузнец, говорят, из Москвы приехал. Работал на заводе каком-то секретном. Да, видать, облучился что ли, или еще чего: дочь совсем глухонькая родилась, да и не говорила ничего, мычала только. Купили они дом, хороший, поп жил раньше, пока церковь не снесли. С дочкой занимался все. По книгам каким-то все пальцем ее водил, рисунки ей рисовал. А как беда-то приключилась, внес ее в дом и не выходит.
Мы уж и батюшку пригласили из города. А он в дом никого не пустил, из-за двери ругнулся и сказал, что сам хоронить будет. Ну мужики потоптались и разошлись. Горе у человека, чего злить лишний раз. Вот с того момента и начались наши беды. Куркуль у нас тут жил один, Максимом Петровичем звали, зимой снега не выпросить. Так у того все куры в один день полегли. Крыльями бьют, а не встают. Так он их собрал всех и продавать повез. Куркуль, одним словом, а вдруг зараза. Чего людей-то травить. Картошку посадили, сгнила вся, только на верхних участках и осталась, у Петровича. На улице ни дождинки, а картошка в воде вся. Капнешь — и проваливаешься в воду. Уж и думать не знали чего. Леха у нас жил, электриком в городе работал, так он сказал, что нечистая сила у нас завелась. Притащил парня какого-то волосатого. Тот все дома изрисовал. Значки какие-то непонятные, круги, треугольники. Сказал, что у нас, — баба Настя взяла старый телефонный справочник, полистала, — вот — портал открыт. Оттуда вся нечисть к нам лезет. Сказал, нужно все бросить и уезжать. А как хозяйство-то бросить? И ехать куда? Муж болел тогда, детей не нажили. Вот и остались.
— А что с кузнецом-то?
— Так и не знаю я. Говорили, что дочь он так и не похоронил. Колотил что-то все во дворе. Мужики сунулись вроде, да не пустил он их во двор. Жену похоронил через три месяца. Мужики и яму копать помогали, у нас тут кладбище, возле бывшей церкви. А про дочь и не знаем. Не видел никто похорон-то.
Каждый день он на пруд-то ходил. Соберет что-то в сумку и сидит там, как сыч, целый день. Только неладно у нас стало. У меня 2 кошки жили, исчезли куда-то. Я чистюля была всегда, муж приучил. Так вот, уберусь с вечера, а утром по новой начинаю. Пол весь в водорослях, тиной в доме пахнет. Бабы жаловались, что утром с кровати встать не могут. Волосы спутаны и на спинку кровати намотаны. Дети по ночам кричать стали, успокоить невозможно было. Вот и стали люди уезжать потихоньку кто куда.
— Баба Настя, а видел кто-нибудь эту русалку?
— Ты бы с Лехой поговорила, он внук Любашин, в Клину живет сейчас. Они ведь охотились на нее.
— На русалку?
— Да не знаю я ничего. Ты сходи к Любе, она адрес даст.
Продолжение следует.