Автор я. Очень долго колебалась и сомневалась, прежде чем выложить. Поэтому, пожалуйста, не закидывайте меня помидорами.
Это первая часть написанной мной истории о родовом проклятии одной семьи, уходящем корнями в глубь столетий.Рукопись была пожелтевшей, чернила чуть поблекли, но всё же она имела великолепную сохранность. Написанная чётким красивым почерком рукопись начиналась так:
6 мая 1648 года в урочище Княжий Байрак войско поляков, возглавляемое Стефаном, сыном коронного гетмана Потоцкого, было наголову разбито казаками, а сам Стефан попал в плен.
Так разгорелся костёр великого национально-освободительного восстания Хмельницкого, на время которого и произошла эта горестная история.
****
Охваченная пожаром восстания, украинская земля стонала: хлоп пошёл против своего господина-шляхтича и жестоко мстил ему за гнёт и унижения, за притеснение православной веры. Горели имения знати, горели города и деревни, повсюду лилась кровь, люди в ужасе бежали, бросая нажитое.
И только в поместье казачьего полковника Матвея Галагузы царили тишина и порядок.
Земли его маетка раскинулись неподалёку от мощно укреплённого Бара. Крестьяне боялись своего пана, но всё же испытывали к нему уважение — он был строг, но справедлив и никогда не поступал с ними безбожно. Поэтому ни один панский хлоп в это смутное время не посмел возмущать устоявшийся уклад в поместье.
Полковник был богат и, наверное, поэтому особо уважаем мелкими шляхтичами.
Поля его в этот чёрный для всей страны час были засеяны в срок, жирный скот благополучно пасся на лугах, а роскошные фруктовые сады, высаженные ещё отцом полковника, раскинулись вокруг дома и этой весной благоухали, как никогда ещё.
Но жемчужиной в поместье Галагузы были не сады, а пруд, поросший водяными лилиями — белыми с золотой серединкой. Полковник всегда с особым нетерпением ждал той поры, когда они расцветали. Даже пышные сады не так радовали его, как цветущие лилии.
В тот солнечный день, в конце месяца мая пан полковник стоял среди своего сада, прислонившись к раскидистой яблоне. Было очень тепло, и яблочный цвет, преследуемый труженицами пчёлами, распространял вокруг свой тонкий волшебный аромат, который опьянял. Рядом розоватый вишнёвый цвет изо всех сил старался переманить пчёлок к себе, соперничая своим благоуханием с яблочным.
Но не аромат цветущих деревьев завлёк полковника в этот погожий день в сад.
Зоркий взгляд Галагузы не отрываясь хищно следил за тонкой девичьей фигуркой, скользившей между цветущих деревьев.
Девушка обернулась. Она не была той яркой красавицей, чью красоту так любят воспевать поэты. Но тонкие черты её лица поражали своей миловидностью и прелестью. Особо прекрасны были карие глаза. Их ясный взгляд был безмятежен и кроток, как у ребёнка, а алые губки, казалось, улыбались всему миру ласковой улыбкой.
Такою была Орыся той весной 1648 года, когда казачье войско, возглавляемое Хмельницким, начало войну против Речи Посполитой.
****
Матвей Галагуза был уже в летах и дважды вдовец, когда его младший брат Тимофей прошлой осенью привёз в поместье Орысю и представил как свою невесту. Не ведающий страха в бою отважный казак был сражён без единого выстрела. Но, к его счастью, он пришёлся по сердцу красавице Орысе. Тимофей так внятно и не объяснил старшему брату причин того, почему привёз девушку. Не объяснил молодой казак брату и того, за какой надобностью так скоро снова уехал на Сечь. Да и полковнику было в общем-то всё равно почему.
Но с тех самых пор пан полковник утратил свой покой.
Поздняя роковая любовь на склоне лет поразила его. Весь мир сошёлся на Орысе. Галагуза окружил девушку заботой и уважением, но не из почтения к невесте брата, как полагали все вокруг, включая и саму Орысю, а потому, что страсть заставила Матвея забыть о чести, о своём возрасте и положении, о долге перед братом, которому он пообещал беречь невесту.
Однажды полковник не выдержал. Выслушав его полное страсти признание, Орыся побледнела, затем краска бросилась ей в лицо:
— Что же ты такое мне говоришь, пан полковник? Неужто на тебе креста нет! Я ведь невеста твоего брата!!! Да и ты мне в отцы годишься.
После этого случая девушка хотела перебраться пожить в монастырь. От греха подальше. Но увы, такое путешествие в то тревожное время было небезопасным, да и сам полковник всеми правдами и неправдами помешал ему.
Орыся, заметив своего будущего деверя, поприветствовала его изящным кивком. Насторожено девушка наблюдала, как Матвей подходит к ней, заложив руки за спину.
— Как тебе спалось нынче, Орысенька?
— Хорошо.
— А почему гуляешь здесь одна, без сопровождения? Времена нынче беспокойные, мало ли что за нечисть шатается.
— Да неужто мне что-то грозит в твоём саду, пан полковник?
Орыся, стремясь отделаться от Галагузы, торопливо направилась в сторону пруда. К её величайшему неудовольствию Матвей двинулся за ней, соблюдая почтительное расстояние — девушка физически ощущала на себе его взгляд.
Дойдя до прудика, она остановилась. «Не в воду же мне нырять от него!» — Орыся покосилась на полковника.
Матвей Галагуза был красив той мужской красотой, которая неизменно трогает женские сердца несмотря на солидный возраст её обладателя. Его некогда чёрного чуба уже коснулась седина, мужественный подбородок был безбородым, а пышные чёрные усы скрывали чувственные, чётко очерченные губы. Синие глаза его взирали на мир открыто и дерзко. Высокий и статный, всё ещё полный сил, он был на голову выше девушки.
Молчание было невыносимым для Матвея — ему хотелось слышать голос Орыси. Помешкав, Галагуза заговорил.
— Выслушай меня, Орыся. Ты уже не первый месяц живёшь здесь, и я этому рад. Тимофей — пройдоха и ветреник, уехал себе на Сечь, и поминай как звали. И уж которую седмицу нет от него вестей. Может он и думать о тебе забыл, а ты всё печалишься и тоскуешь по нему. Разве такой человек тебя достоин?
Орыся нахмурилась:
— А тебе что до того, пан? Разве твоя эта печаль, что забыл меня мой Тимофей?
— Ты моя печаль!!! Вышла бы ты за меня. Разве мне нечего предложить тебе, разве есть кто богаче и влиятельнее меня в округе? А то, что я в летах, так…
— Ох замолчи, пан полковник! Стыдно тебе даже мыслить такое, а мне твои речи слушать. Всё ты богатством меряешь. Я ль не говорила тебе о том, что Тимофей мне дороже себя самой? Не говори мне больше о том, не бери грех себе на душу. Иначе я всё расскажу твоему брату.
Орыся развернулась, чтобы уйти. Но Галагуза схватил её за запястье, развернул лицом к себе.
— Ты забываешь о том, что Тимофей далеко, а хозяин здесь я. Разве стыдно тебе будет стать моей женой?
— Пусти!
Под тонким полотном нарядной рубашки грудь Орыси бурно вздымалась – у полковника ум за разум зашёл! Не помня себя от страсти, он обхватил тонкий девичий стан и прижал к себе. Орыся вырывалась изо всех сил, но сильная рука полковника крепко ухватила её за затылок. Сотник жадно поймал губы девушки.
Избавление пришло с неожиданной стороны.
— Мой пан! Пан полковник!– дребезжащий старческий голосок раздался с другого конца сада.
Галагуза отпустил девушку, и она тотчас же с поспешностью скрылась за цветущими кустами боярышника.
Голосок принадлежал плюгавенькому, грязно одетому старичку, забавно семенившему по саду. Маленькие глазки его напоминали буравчики, пытавшиеся проникнуть под шкуру каждого, на ком они останавливались. Тощие ручонки цепко хватали всё, что попадалось им на пути и имело хоть какую-нибудь пользу — будь-то яблочко, кусочек хлебушка или оброненная разиней монетка. Старичка величали Янко Клещ — он служил ещё отцу Галагузы, а теперь был предан и душой, и телом самому Матвею.
— Чего орёшь, как умалишённый? Чего там ещё стряслось? — Галагуза был зол, что его прервали.
— Пан, там гонец прибыл, от брата твоего.
Янко подобострастно сложил ладошки в замочек на впалом животике и кокетливо начал вертеть большие пальцы рук вокруг друг друга.
Матвей пробурчал что-то нечленораздельное, и, по своему обыкновению, заложив руки за спину, широкими шагами поспешил в имение. Клещ, подобострастно поглядывая на хозяина, засеменил следом.
Слышавшая их разговор Орыся осторожно выглянула из-за кустов. Поразмыслив, девушка поспешила к дому, дав небольшой крюк, чтобы не идти вслед за Галагузой.
****
Резкий звонок мобильного оторвал Матвея Николаевича Галагузу от увлекательного чтения. Мужчина вздрогнул и посмотрел на сидящего перед ним сыщика.
Отклонив вызов, даже не взглянув, кто звонит, Матвей Николаевич спросил:
— Как вам удалось раскопать это чудо?
— Ваша щедрость, Матвей Николаевич, — медовым голоском затянул сыщик, — творит чудеса и совершенно покорила архивариуса. Но, к сожалению, она не всесильна. Мне необходимо вернуть сегодня все эти рукописи назад, в архив. Мне по знакомству разрешили взять их для того, чтобы показать вам оригиналы. К несчастью, выкупить их не удастся. Они представляют историческую ценность. Ваши предки были очень известны в своё время. Поэтому рекомендую вам снять с них копии.
Прохвост-сыщик умолчал о том, что сговорчивый архивариус был его собственною женою. Это обстоятельство было весьма удобно в его профессии – сыщик занимался в основном составлением генеалогий и родословных, поиском и продажей старинных документов. Такой союз давал ему неограниченную возможность бесплатно копаться в Национальном архиве.
— Вы уверены в том, что эта рукопись, — Галагуза помахал пожелтевшим листком, — действительно написана одним из моих предков и вообще имеет хоть какое-то отношение к моему роду?
— Угу. В этом не может быть никаких сомнений. Только написана она не мужчиной. Её написала вдова вашего прапрапрадеда Алексея. Мне до сих пор не удалось установить или понять, почему эта рукопись, так красочно описывающая такое далёкое время, так тщательно хранилась последующими поколениями ваших предков. На мой взгляд, ваша далёкая родственница сочинила эту легенду, потому что написано более чем художественно. Рукопись датируется примерно серединой 60-х годов XIX столетия. Не думаю, что это подделка. Она долгое время хранилась в Польше, затем её передали сюда. Кроме того, сравните стиль её написания вот с этим. Вы же видите, что у женщины был отличный почерк и солидное состояние, судя по её завещанию, которое она писала собственноручно. И, кроме того, как я уже говорил, что это ценнейший исторический документ, который…
— Достаточно! — жестом Матвей Николаевич остановил готовый обрушиться на него новый словесный поток доказательств. Сыщик был ему неприятен, но он был лучший в своём роде деятельности и поэтому Галагуза стоически терпел его.
Он мог и сам собрать все эти данные, не прибегая к услугам третьего лица, но такой сбор занял бы много времени и сил, которыми Галагуза не располагал.
Вздохнув, Матвей Николаевич занялся тем, что начал снимать копии с документов.
Выпроводив сыщика, Галагуза хотел вернуться к чтению заинтересовавшей его рукописи, но вспомнил о телефоне. Глянув на входящие звонки, он набрал брата:
— Алло. Ты что хотел? – устало спросил Матвей Николаевич.
— А мы с Ленкой сегодня вечером к тебе зайдём! — жизнерадостно проворковала трубка. — Жди!
Брат, более ничего не добавив, повесил трубку.
****
Матвей Николаевич Галагуза был довольно известным профессором археологии, а также заведующим кафедрой факультета археологии Киевского национального университета.
Жизнь свою он прожил практически одиноко, не создав собственной семьи. Понятно, что в жизни его были женщины — а как же без этого — но всю свою любовь и нежность он тратил на младшего брата Тимофея.
Жизнь Матвея Николаевича сложилась как-то не совсем удобно.
Когда ему исполнилось 16 лет, родители сообщили, что у него родится брат или сестричка. В положенный срок на свет появился Тимофей, отняв жизнь своей мамы. Осиротевшие, уничтоженные горем мужчины с трудом управлялись со страдающим отличным аппетитом новорожденным карапузом, когда неожиданно им на помощь пришла сестра покойной матери. Тётя Марина была бездетна, одинока. Она переселилась из Киева в Одессу к шурину и энергично взялась за троих мужчин.
Благодаря ей Николя Галагузу не сломила смерть жены, не заставила пить горькую или шастать по бабам – охотницам до состоятельных вдовцов. Благодаря ей Матвей стал учёным, а Тимоха подрастал не обделённый материнской лаской и в почти нормальной семье.
Идиллия продолжалась недолго. Матвею исполнилось 23 года, когда тело его отца со следами насильственной смерти было обнаружено на пустынном берегу Чёрного моря.
Галагуза-старший был задушен. Следов ограбления не было, свидетелей тоже. Не было также у погибшего и недоброжелателей. Следствие ничего не дало.
Это конечно была трагедия, но Матвей воспринял её как должное.
Дело было в том, что в семействе Галагузы ни один из мужчин никогда не умирал своей смертью. Отец, дед, прадед Матвея Николаевича умерли от удушения. Череда задушенных при странных обстоятельствах предков уходила вглубь столетий — словно над родом Галагузов тяготел злой рок. Общим в этих смертях было лишь то, что все мужчины не доживали до 40 лет и абсолютно все имели потомство мужского пола. Девочки в семействе Галагузов никогда не рождались.
Однажды молодого Матвея, тогда ещё студента, судьба свела с мольфаром. Его группа проходила практику в украинских Карпатах, и девчонки, узнав, что неподалёку живёт мольфар, загорелись желанием погадать на жениха.
Суровый старик не отказал: он не брал девушек за ручку, не раскладывал карты и не выливал воск — просто глядя каждой в глаза он рассказывал, что ей суждено.
Случайно встретившись взглядом с Матвеем, старик нахмурился: «Проклят твой род. Давно проклят. Несколько столетий несёте вы наказание за грех одного из ваших предков». Более он ничего не добавил. Разговорить старика не удалось. Он наотрез отказался не то что говорить, даже предсказывать что-либо другим.
Эта мимолётная встреча запала в душу молодому Матвею и на долгие годы лишила его покоя, пока он наконец не решился разгадать эту тайну прошлых поколений его семьи. Для этого он и нанял сыщика.
Матвею Николаевичу исполнился 41 год. Он был жив, почти здоров и скромно упитан, и у него не было детей. Вот это крайне и угнетало Галагузу. Он не боялся за себя. Он боялся за Тимофея, который явно не собирался прожить бобылём.
Его шальной братец вырос дерзким красавцем, после школы он тайком от старшего брата подал документы на исторический факультет КНУ, где Матвей тогда трудился преподавателем, поступил без особого труда и все пять лет прилежно отравлял брату жизнь своими шалостями и проказами. А выхода у Матвея не было – в его обязанности входило читать лекции всем студентам, не зависимо от степени родства. Но несмотря на все безобразия, учиняемые в студенческие годы, Тимка блестяще окончил университет и так же блестяще поступил в аспирантуру.
Николай Матвеевич прошёл на кухню. Окинул взглядом усыпанный крошками стол, гору немытых чашек из-под кофе в раковине и вздохнул: «И зачем тёте понадобилось так срочно уехать!?» Тётя, так много сделавшая для них с братом, когда они окончательно осиротели, жила все эти годы с ними, уже взрослыми. Но сейчас она уехала по своим делишкам в Одессу, а младший брат с некоторых пор пожелал жить отдельно.
Достав замороженную пиццу, Галагуза запихнул её в духовой шкаф, включил его и отправился в свой кабинет – вечером он ждал в гости брата и его девушку.
Память вернула Матвея Николаевича в тот день, когда Елена впервые появилась у него на лекциях. Он влюбился сразу, как мальчишка. Но Галагуза понимал, что профессор, влюблённый в свою студентку, выглядит нелепо и жалко, а отношения между преподавателем и студенткой невозможны. Поэтому он затолкал свою любовь к Лене в самый дальний уголок своей души и намеренно был строг с ней. В нём теплилась надежда на то, что когда Лена закончит получать образование, он может попытаться добиться её благосклонности.
Надежда влюблённого профессора рухнула в тот день, когда у него на кафедре Елена и Тимофей познакомились.
Матвею Николаевичу оставалось только покорно наблюдать со стороны за бурным романом любимой женщины и младшего брата.
Вздохнув, профессор снова углубился в чтение странной рукописи.
(Продолжение следует)