Коллекция

[hide]Источник[/hide]
Автор: Оксана РомановаЖанна плутала по лесу уже больше часа. Сначала она бранила себя за то, что согласилась пойти на этот дурацкий День Рождения, потом принялась за свою глупую ревность, из-за которой она ушла с вечеринки.

Праздник и вправду получился омерзительным: Жанна понадеялась, что на нем встретится со своим любимым и, быть может… но любимый пришел со своей новой пассией. Та была девушкой славной, хотя и безбашенной, и Жанна не могла злиться на нее (и тем паче на дорогого человека).

Оставалось тихо страдать и грызть кулаки от жестокой зависти. Потом все обитатели дачи, включая любимого, перепились до потери человеческого облика, и когда именинник, щуплый косноязычный парень, вдруг начал недвусмысленно тискать колени Жанны, она не выдержала и бросилась вон.

Девушка в запале расстроенных чувств не сразу сообразила, что когда ее вели от станции до дачи короткими тропами, она тупо смотрела в затылок обожаемому и не обращала внимания на дорогу. Вот и теперь, вместо того, чтобы пойти по наезженной, но расквашенной от постоянных дождей колее, она свернула в лес на знакомую, как тогда казалось, тропинку и уже через четверть часа поняла, что безнадежно заблудилась в ночи.

К тому же опять зарядил мелкий холодный дождь, превративший ветки и корни в скопище скользких омезительных щупалец. Жанна проталкивалась сквозь густую пелену подрагивающих конечностей леса, которые жадно впивались ей в шею, проникали за воротник и под юбку. Каблуки красивых итальянских туфель увязали в торфяной жиже, под пятками противно чавкала грязь. Тьма сгустилась настолько, что девушка перестала различать даже собственные руки. Она несколько раз останавливалась, пытаясь расслышать шум автомобилей на шоссе или гудки поездов, но вокруг было лишь влажное дыхание ночной чащи и перестук дождинок на ольховой листве.

В отчаянии Жанна выудила из сумочки маленький фонарик. Она приобрела его с полгода назад, когда кто-то разбил последнюю лампочку в подъезде. Слабого свечения хватало на то, чтобы не споткнуться о ступени, но здесь, в лесу, свет рассеялся в тысячах теней, создавая еще больше проблем. Впрочем, девушка продолжала давить на кнопку и двигалась за призрачным световым пятном, как завороженная. Батарейка быстро села, однако Жанне казалось, что она по-прежнему видит сияние. Хотя теперь оно и было красноватым, мутным, словно постэффект от долгого смотрения на солнце.

С громким хлюпаньем нога провалилась в грязь выше щиколотки. Жанна отчаянно задергалась в цепком капкане корней, потом выдернула стопу, оставив туфлю. Уже не заботясь о целости капроновых колготок, она опустила саднящую ступню прямо в лужу и полезла в грязь искать утонувшую обувь. Хотя в темноте она не видела, во что превратилась изящная туфелька, но судя по тому, сколько жижи пришлось выгрести из нее, на будущем этой обувки можно было ставить жирный крест. Жанна скрипнула зубами и выматерилась. Она это делала редко, но сейчас был тот самый случай, когда других слов не нашлось.

Еще через несколько минут она со всего маху врезалась коленом в огромный гранитный валун. Детище древних ледников, он словно вырос из земли на ее пути. Жанна заскулила от боли, присела на холодный мокрый камень и вцепилась в разбитое колено. Она заплакала, в голос поминая и неверного любимого, и свою беспросветную глупость, и чертовы заросли. Слезы закончились, а она все продолжала выть, задыхаясь от безысходности. Потом ее охватила волна апатии, мягко сдавив глаза и уши. Ничего не хотелось. Тело как магнитом тянуло вниз, залечь в эту гнилую влажную постель под серым валуном. Ощущение холода ушло вместе с остальными чувствами. Не было ни боли, ни страха, ни цели — только пустое путешествие в сон. Жанна послушно закрыла отяжелевшие веки, проваливаясь в дремоту. Лес бормотал о чем-то своем, отрешенном, словно и не было тут этой глупой грязной девчонки, словно она — всего лишь груда прелой листвы. Дождь превратился в пушистое влажное одеяло, душное и сальное. Оно наползало на лицо Жанны, как подушка в руках убийцы, все более затрудняя дыхание…

Хрустнула ветка, негромко, но слишком явственно, чтобы не заметить. Девушка вздрогнула, выпрямилась и уставилась в темноту. Пальцы рассеянно сдавили бесполезный фонарик, на секунду выжав из него тусклый луч. Блеснули капли, среди них две показались особенно крупными.

— Глаза, — просипела Жанна. — Глаза!

Тьма зашевелилась, изрыгнув особо плотный сгусток. Тварь приблизилась настолько, что девушка услышала ее сопение. «Волк. Мишка хвастал, что в прошлом году здесь охотился на волка. Он охотился, а я буду за это платить», — пронеслось в голове. Апатия, однако, не отпускала свою жертву, и Жанна даже не шелохнулась, с отстраненным сожалением наблюдая за движениями черного силуэта. «Как глупо! Ужасно глупо!» — думала она. Мысль крутилась, как пластинка.

Ледяной нос ткнул ее руку. Потом еще раз. Потом зверь глухо тявкнул.

— С-с-собачка? Собачка! Стой, Тузик, Бобик, Шарик, Дружок, Пушок, стоять!

Жанна вцепилась в густую мокрую шерсть животного и судорожно прижалась к теплому существу, не задаваясь вопросом, насколько оно дикое. Густой запах псины показался ей просто чудесным. Собака не сопротивлялась, только крутила башкой, чтобы чуть ослабить крепкие объятия девушки. Наконец, Жанна решилась погладить своего нежданного спутника. Ее пальцы наткнулись на растрескавшийся кожаный ошейник среди густой шерсти. Вцепившись одной рукой в ошейник, другой девушка принялась отцеплять карабины от ремешка сумки. Она прикрепила его к кольцу, а свободный конец намотала на ладонь, чтобы не потерять в темноте милую собачку (кажется, это было что-то вроде овчарки). Потом, дрожа от волнения, Жанна встала.

— Джульбарс! Артемон! Домой!— скомандовала она неуверенно. Собака обнюхивала ноги девушки. — Домой, блин! Домой! Ну?

Псина развернулась и потрусила в самую гущу ветвей, вынуждая Жанну следовать за собой. Тонкие голые прутья мертвых кустов хлестали девушку по лицу, ельник сдирал остатки колготок, влажные осиновые листья щедро липли на одежду. Жанна не выбирала дороги, но старалась следовать след в след за своим лохматым проводником, чтобы не напороться на особо крупное препятствие. Пару раз собака перепрыгивала через текучую воду, но были ли то естественные ручьи или рукотворные дренажные канавки, Жанна не разобрала. Потом она едва не врезалась в поваленное дерево, под которое собака просто поднырнула, и страшно перепугавшись, едва не выпустила самодельный поводок. Потребовалось несколько минут, прежде чем бешено колотящееся сердце слегка успокоилось.

И тут лес неохотно расступился, выпустив двух путников на большую проплешину. В мутном тумане проступали силуэты домов и деревянных заборов. Возле одного поблескивал влагой старый автомобиль, округлый и мощный, как бегемот. «Мертвый бегемот», — добавила про себя Жанна, разглядев проеденные ржавчиной бока и капот. Машина напоминала о каких-то героических фильмах, вроде «Подвига разведчика», и девушке на миг пригрезилось, что она попала в военный боевик и пробирается, как партизан, к месту явки.

Собака стремительно подлезла под забор, заставив Жанну согнуться в три погибели. Впрочем, теперь можно было отпустить провожатого и попытаться войти по-человечески. Жанна нащупала деревянную щеколду на калитке, открыла ее и шагнула во двор.

Доселе мирная псина вдруг почувствовала себя единственным защитником дома и с грозным лаем набросилась на гостью. Ошалевшая от такого напора девушка забилась в угол между забором и каким-то сарайчиком и только отмахивалась руками, не в силах даже крикнуть.

В окне дома зажегся свет и поплыл в сторону веранды, словно кто-то нес фонарь. Дверь отчаянно заскрипела, ей отозвалось старое крыльцо, когда на нем появился хозяин. Жанна увидела лампу-керосинку, на миг ослепла от неожиданной яркости огня и лишь потом разглядела мужчину, который держал лампу в руке. То был седой поджарый человек лет пятидесяти в майке и мешковатых полосатых пижамных штанах. У мужчины были пышные буденновские усы и стрижка «ежик», придававшие ему вид отставного генерала. Хозяин рявкнул:

— Ну ты, шавка! Пшла на место!

Собака мгновенно заткнулась и убрела в темноту, словно дальнейшая судьба чужака ее не касалась. Жанна осторожно выбралась на свет. Она старалась не глядеть на свои грязные ноги, но и не решалась пялиться в лицо мужчины.

— Извините, пожалуйста! Я тут слегка заблудилась… Честное слово, я не хотела вас будить, просто мне надо было где-нибудь переждать до утра… Пожалуйста, извините!

— Ладно, проходи, — проворчал хозяин, заходя в дом.

Жанна невольно ускорила шаг, чтобы не потерять из виду теплый свет лампы. Хозяин остановился на веранде.

— Как звать-то?

— Жанна.

— И чего в лес потянуло в таком виде? На танцульки, что ли, ходила?

Девушка невольно глянула в потертое зеркало на стене — мокрая кофта отвисла в самых неожиданных местах, в волосах торчат ветки, юбка покрыта грязными разводами чуть не наполовину, колготки превратились в абстрактное кружево.

— На-ка кусок мыла, слева во дворе умывальник. Лампу поставлю на подоконник, не заблудишься.

Он сунул ей в руки темный обмылок в жестянке, и Жанна с благодарным бормотанием поспешила вернуться во двор. Умывальник она действительно нашла сразу — громоздкая ржавая конструкция красовалась прямо под окном. Вода в нем отдавала тиной. Кое-как отмыв лицо и руки с помощью окаменевшего мыла, Жанна постаралась выбрать из волос максимальное количество лесного сора и протерла туфли пучком травы. Потом она робко поднялась на веранду.

Хозяин уже принес кипящий чайник. Стаканы были тоже старорежимные, стеклянные, в грубых жестяных подстаканниках. Прежде чем налить воды, мужчина опустил в каждый стакан ложку. Заварка была неожиданно крепкой, хотя и пахла сеном.

Мужчина дождался, когда девушка сделает несколько глотков горячего чая, и только потом снова заговорил:

— Итак, что же тебя сюда занесло?

Жанна сбивчиво объяснила насчет дня рождения и чересчур приставучих молодых людей. Пока она говорила, в ее измученном мозгу стали рождаться страшные картинки об одиноких стариках-маньяках, которые только и ждут, чтобы к ним в дом забрела какая-нибудь беззащитная жертва. Картинки становились все отчетливее и красочнее, и Жанна наконец замолчала, с неподдельным испугом глядя на мужчину. Тот явно наслаждался ее страхом. Прошло еще несколько томительных минут тишины, прежде чем хозяин сказал:

— Не боись, не съем, Красная Шапочка. Можешь тут, на сундуке переночевать, я к себе пойду. Да, кстати, тут крючок на двери есть, коли совсем перетрусишь. А мне пора, я человек ранний. Керосинку-то оставить?

— Да, да, пожалуйста, — пролепетала Жанна, густо покраснев.

Хмыкнув, мужчина пошел в дом. Лестница проскрипела под его ногами, потом шаги пересекли комнату на втором этаже, заныла железная сетка кровати, словно человек ворочался перед сном, и через пару минут все стихло.

Но страх не отпускал. Сердце колотилось, как бешеное, вдобавок тело начал бить жестокий озноб. «Это просто стресс», — уговаривала себя Жанна, глотая остывающий чай. — «Надо успокоиться. Надо попробовать заснуть». Не тут-то было: когда она прилегла на жестком деревянном ящике, прикрытом вязаным из тряпок половичком, стук сердца словно стал отзываться эхом из недр сундука. Промучавшись несколько минут, Жанна снова села. Прислушалась к тишине дома и решилась снять грязную влажную юбку и ошметки колготок. Сразу стало легче, хотя и прохладно. Девушка поискала на веранде что-нибудь вроде куртки или одеяла, но ничего не нашла. Подумав еще чуток, она решила открыть сундук и посмотреть внутри — памятуя о многочисленных поездках на дачи, Жанна знала, что обычно туда свозят все ненужное в доме, превращая летнее жилище в склад рухляди. Не может быть, чтобы такая большая емкость, как сундук, осталась пустой.

И действительно, под крышкой заблестели всякие странные предметы. Тут было что угодно, кроме столь нужной Жанне одежды. Впрочем, зачарованная грудой старинных вещей девушка на время забыла о холоде. Она опустилась на половичок и в мигающем свете керосинки принялась перебирать причудливые находки. Тут были старые бутылки с ободранными винными этикетками и маленькие склянки из-под духов, треснувший хрустальный графин и помятый латунный подсвечник, молоток и киянка, четырехгранный кинжал (в основе которого Жанна после некоторого размышления опознала здоровенный кованный костыль), подковы, булыжники, коробочки, гильзы и острая обломанная ножка то ли туалетного столика, то ли стула. Притом на всех этих предметах были наклеены пожелтевшие ярлычки с длинными цифрами и сокращениями «д.» и «инв.N». Разгребая залежи антиквариата, девушка добралась до второй крышки сундука, более простой, прихваченной парой старых ремней. Несколько секунд Жанна размышляла над этичностью своих поступков, но пальцы ее уже распутывали приржавевшие к замкам ремни и поднимали фанерную перегородку.

Пламя керосинки замигало, мешая толком разглядеть содержимое ящика. На Жанну смотрели, не мигая, множество лиц. Деревянные африканские маски, черноликие идолы, каменные индуистские демоны, оскаленные в яростном реве — они лежали бок о бок, незапыленные, нетронутые временем, словно только что вышли из-под резца мастера. Жанну снова передернула волна озноба. Она поймала себя на том, что слышит стук собственных зубов. Девушка уже собралась было опустить крышку на место, как вдруг свет вспыхнул особенно ярко и высветил серую статуэтку женщины.

Фигурка была относительно небольшой, не выше Барби, и на вид казалась не особенно тяжелой. Жанна протянула к ней руку и вытянула статуэтку из-под груды забытых кумиров.

Как завороженная, смотрела девушка на свою добычу. То была скульптура в египетском духе, изображавшая женщину с мордой львицы; однако в отличие от знакомых со школы изображений, у этой фигурки были еще и орлиные крылья, а в руках явно проглядывало какое-то оружие, вроде шипастых кастетов. Жанна перевернула статуэтку в поисках ярлыка, но не нашла его, зато разглядела, что подножие чем-то сильно запачкано. Она поднесла фигурку ближе к свету и попыталась оттереть грязь. Однако та слишком глубоко впиталась в камень, так что девушка только сломала ноготь, отскребывая находку.

Взяв какую-то замусоленную бумажку и смочив ее водой из чайника, Жанна с упорством археолога стала чистить статуэтку. Под пятном постепенно проступили какие-то бороздки, то ли трещины, то ли резьба. Вода закончилась, бумажка превратилась в грязный комок. Девушка, не отводя взглядя от драгоценной фигурки, поднялась на затекшие ноги и захромала во двор, к умывальнику.

Облака разошлись, уступив дорогу луне. Залитый бледным светом двор казался склепанным из кусков ржавого железа. Четкие ровные тени рассекали его крест-накрест: часть от освещенного окна, часть от досок забора. Жанна брела босиком по черной решетке теней, сжимая статуэтку, как ребенка. Одной рукой она протянула камень к раковине, другой надавила на пробку рукомойника, и мутная жидкость полилась широкой струей. В воздухе повеяло гнилью и еще каким-то странным запахом. Фигурка мгновенно потемнела, руки Жанны перепачкались. Но девушка с остервенением продолжала купать каменное изваяние в зловонной жиже, которая продолжала и продолжала течь, словно рукомойник был бездонным.

Злобное рычание на миг отвлекло Жанну от станного занятия: это собака, оскалившаяся во все зубы, шла на нее. Глаза зверя горели ненавистью. То был уже не добрый проводник и не домашний сторож — то был хищник, готовый убить врага. И Жанна, не раздумывая, нанесла удар первой. Статуэтка обрушилась на собачью голову, легко проломив крепкий череп. Затем девушка ударила еще дважды. Она запрокинула голову, глядя на ровный блеск луны, и вскинула окровавленные руки к небу. Длинные острые когти сверкнули на девичьих пальцах.

Жанна вздрогнула, почти вскочила со своего жесткого ложа. Такого явственного кошмара ей не снилось со времен досрочной сдачи экзамена по философии. Она чувствовала, как тело до сих пор содрогается. Майка пропиталась холодным потом. Опять застучали зубы. Жанна оглянулась в поисках какой-нибудь теплой вещи, хотя бы скатерти, но ничего не обнаружила. Кофта была все еще мокрой, и девушка автоматически расправила ее на спинке стула, чтобы хоть немного просушить к утру. Керосинка нервно мигала, однако Жанна не знала, как этот агрегат работает, и, боясь ненароком его погасить, терпела скользящие по всей комнате блики и тени.

Однако становилось просто нестерпимо холодно. Жанна поглядела на сундук, подумала и решительно его открыла. С некоторым облегчением не увидела в нем стеклянной тары с инвентарными номерами: на самом деле он был полон разнообразных картонных коробок и папок, набитых бумагами. На многих были наклеены расчерченные листки с заголовком «Дело», иногда написанные от руки, иногда напечатанные на машинке. Далее следовали какие-то номера, имена и фамилии, расплывшиеся от влаги чернильные штампы и подписи.

Может, Жанна и почитала бы что-нибудь на сон, только свет мигал так сильно, что глаза стали слезиться. Поэтому она просто принялась выгребать бумаги в поисках одежды. Рука натолкнулась на фанеру, обклеенную ободранной тканью. Девушка на миг замерла, переживая пугающее чувство дежа вю, потом медленно потянула драный ремень внутренней крышки.

Там были куклы. Антикварные, должно быть, прошлого века. Головки и ручки из фарфора и папье-маше, тряпичные тельца, кружевные платьица и панталончики. Необыкновенно серьезные личики. Стеклянные глаза пристально смотрели за каждым жестом девушки. Искусные скульпторы придали головам кукол черты взрослых людей, красивых и не особенно. Тонкая роспись подчеркивала каждую черточку, морщинку или родинку лица. Куклы хмурились, улыбались, кривили губы в язвительной гримасе, скалились, тянулись за поцелуем, брезгливо морщили носы, томно прикрывали веки…

Жанна перебирала игрушки, из которых сыпались опилки, выпадали ржавые булавки, отваливались бусины. Ладонь наткнулась на что-то твердое, и девушка вытянула из груды кукол деревянную фигурку. Та была вырезана грубо, но отнюдь не карикатурно: кто-то очень старался, вытесывая на еще сыром полене мужское лицо с усами и густыми насупленными бровями. Человечек носил наспех сшитый френч и военные галифе; продетые в рукава и штанины конечности были докрашены черной тушью. Судя по всему, ручки-ножки этого странного буратино крепились на гвозди или шурупы, так как их можно было слегка покрутить, и они отзывались скрипом.

Жанна повертела фигурку так и этак, пытаясь рассмотреть лицо — было в нем нечто узнаваемое. Если не вдаваться в подробности, можно было бы решить, что кто-то когда-то неудачно пытался изобразить Сталина; но не оставляло ощущение более близкого знакомства с оригиналом. Пока девушка крутила игрушку, в деревянном животе перекатывались какие-то горошины, ужасно раздражая и мешая сосредоточиться. В конце концов, Жанна положила фигурку на колени и задрала френч, чтобы отыскать источник звука.

В животе фигурки обнаружилась сдвижная крышечка, однако ее от времени изрядно заклинило. Жанна сначала поковыряла ее пальцами, попыталась поддеть ногтем, потом перешла к столу. Там, под нервно мерцающей лампой, лежал старый столовый нож, вещь крепкая и удобная. Жанна занесла клинок над куклой и ударила коротко и точно в щель крышки.

Дверь, ведущая с веранды в дом, распахнулась, и на пороге с ревом предстал хозяин. Небритое лицо его было перекошено яростью, на майке виднелось кровавое пятно.

Седой мужчина бросился на девушку прямо через стол, неимоверно вытягивая жилистые руки, чтобы схватить, задушить, уничтожить. Жанна подняла керосиновую лампу и разбила ее о голову хозяина. Человек запылал. Деревянная кукла стала корчиться от боли и издавать жуткий скрип, ее брюхо лопнуло, рассыпав по горящему столу несколько детских молочных зубов. Жанна погрузила руки в огонь и вскинула их к потолку. Алые крылья развернулись за ее спиной.

Задыхаясь, девушка села. Веранда была темна, керосинка погасла сама собой. Деревянный сундук был все таким же омерзительно-холодным, словно никакое человеческое тепло не могло согреть его серые доски. Вдобавок к ознобу, пересохло в глотке. Жанна глотнула ледяной перепревший чай и сморщилась — заварка прокатилась по внутренностям, как наждачка.

Мучительно хотелось согреться, но кофта на ощупь оставалась все еще влажной. Рыскать же в потемках по чужому дому было боязно. Жанна нашарила стекло керосинки, сняла его и потрогала пальцем фитиль. Потом полезла в сумочку — когда-то любимый забыл у нее зажигалку, и как раз сегодня девушка собиралась ее вернуть. Однако из-за переживаний…

Зажигалка была почти пуста, лишь с пятого щелчка удалось выжать язычок пламени. Осторожно, щурясь от страха, Жанна поднесла огонек к фитилю. Больше всего она боялась, что эта ненадежная лампа взорвется. Тем не менее, фитиль благополучно принял огонь и озарил веранду блеклыми лучами. Фитиль был коротким, поэтому свет получился неяркий.

Жанна чуть-чуть погрела озябшие пальцы над керосинкой, потом с сожалением вернула на место защитное стекло.

Вокруг царила тишина. Дождь прекратился, хозяин наверху не ворочался, собаки во дворе тоже не было слышно. Девушка выглянула в окно: не светает ли? Но нет, ничего даже отдаленно напоминающего рассвет не намечалось. «Этак от холода можно совсем дуба дать», — напомнила она себе и начала ходить по веранде из угла в угол, старательно обходя краешек стола и зловещий сундук. С каждый новым витком взгляд Жанны все дольше задерживался на деревянной крышке.

«Ну нет, в третий раз я не сделаю такой глупости! Да и какой третий раз — это же был сон. Я вообще не могла его открыть, я спала сверху. Конечно, переволновалась, замерзла, вот и снилась всякая дрянь… Это ведь не значит, что наяву нужно обязательно лезть в чужой сундук. Просто не нужно!» Она опустилась на корточки перед ящиком и открыла крышку.

Тускло блеснули железные коробки. Предназначение одних Жанна опознала сразу — в таких раньше хранили кинопленки. Другие были квадратными, напоминая боксы для кипячения шприцев, только покрупнее. Впрочем, попадались и коробки попроще: из-под печенья, конфет и сигар. Чуть окислившиеся, покрывшиеся пятнышками подступающей ржавчины, железные футляры громоздились один на другой так тесно, словно владелец сундука старался запихнуть внутрь как можно больше предметов. Жанна с трудом выдрала одну из квадратных коробочек за приклепанную петельку. Внутри были какие-то сдвоенные стеклышки с маленькими этикетками и темными пятнами внутри. Некоторые кляксы были удивительно красивы и переливались на свету, но большинство казались просто бурой грязью. В круглой коробке, которую едва удалось развинтить, действительно обнаружилась пленка, широкая и слегка желтоватая по краю. Жанна не стала вытаскивать бобину, потому что побоялась испортить хрупкий целлулоид.

«Неудивительно, что проклятый сундук такой холодный», — подумала девушка, перекладывая коробочки. — «В нем с полтонны железа». Но она ошиблась: уже под третьим слоем нашлась крышка второго дна. Жанна уже не заботилась о сохранности коробок — она просто выбрасывала их стопками, спеша расчистить крышку и ремни. Рванув наверх фанерку, она склонилась над сундуком.

Тут была одежда. Разные тряпки, шелковые, шерстяные, льняные с меховыми и кожаными оторочками, расшитые бусами и бисером, золотой канителью и чеканными медными бляшками. Тут были халаты, платья, рясы и просто куски шитого бархата или атласа. Толстые шнуры с кистями и мягкие кожаные ремешки, широкие тканые пояса и колючие веревки сыпались на пол веранды из пальцев Жанны. Она потянулась было к черной шерстяной накидке со странным серебряным узором, но рука сама описала полукруг и вытащила из груды тряпья нечто вроде золотой сетки, унизанной жемчужинами и коралловыми бусинами.

Жанна встала во весь рост, всматриваясь в переливы странного одеяния. Озноб ушел, уступив место приятному теплому покалыванию в ладонях. Девушка сняла майку и лифчик, набросила на тело золотую сеть, и нити сразу приникли к нему словно вторая кожа. Сердце отчаянно билось, наполненное восторгом, а мышцы изнывали от сладкого напряжения. Музыка звенела в воздухе, и две тени Жанны кружили по веранде, напевая что-то знакомое и радостное. «В радости ступаю я… Темный чадящий очаг озарится, погасший мой факел вспыхнет!»— бормотала девушка, танцуя на скрипучих досках. Пламя лампы подергивалось в такт ее шагам.

В танце выскользнула она на крыльцо и раскинула руки в темноту ночи. Крылья несли Ее легко, словно гусиный пух, и плоть была невесома, пропитанная звездным сиянием. Две тени послушно скользили за Ней по земле, болотам, кустам и деревьям. Потом Она опустилась сквозь крышу и камень прямо в дом, заполнив его музыкой и светом.

Любимый валялся на груде смятых вонючих спальников, сонно пуская слюну на подушку. Опухшие веки его дрогнули, и сквозь мутную пелену он уставился на мерцающее видение.

— Жанка? — пробормотал любимый, вновь роняя голову. Он не видел блеск острых когтей и янтарный огонь в Ее глазах.

— Его возьмите вместо меня! — произнесли Ее губы, и тени метнулись к недвижному телу спящего. — Предавший меня, да умрет во славу мою!

Тени коснулись человека. Визг боли и бесконечной тоски наполнил дом, разрывая сердца тем смертным, кто слышал его…

Жанна упала на пол и скорчилась, зажимая уши руками. Было темно и холодно. Что-то скрипело над головой. Потом послышались шаги по лестнице. В дверь веранды постучали.

— Эй, девочка, ты в порядке? — донесся голос. — Ты, что ль, кричала? Приснилось чего?

Наскоро завернувшись во влажную обвисшую кофту, девушка подошла и откинула крючок. Хозяин с огарком свечи в одной руке и ватником в другой стоял на пороге и хмуро смотрел на измученную гостью.

— На-ко, я подумал, тебе не лишне будет. Замерзла, небось? Ночи теперь не теплые, совсем погода портится. Давай, давай, натягивай. Все одно уже лет десять без толку на чердаке валяется, так хоть согреет кого.

— Т-такое с-снилось… С-спасиб-бо, — стуча зубами, выдавила Жанна, закутываясь в огромный пыльный ватник. — С-сундук этот… Вещи всякие… странные…

— Да прямо. Нет там ничего, была коллекция, да пожег я все еще в запрошлый год. Известно, уж коли начали шерстить, так не остановятся — зачем же лишние козыри в руки давать, верно? Я ж хоть в отставке, а дело-то всегда пришить можно. Теперь за этим не залежится.

Он покосился на девушку так, что та поежилась. Хозяин хмыкнул:

— А не боись, все одно ты ничего толком не знаешь, стало быть, и донести не сможешь. Так я мыслю? В прежние времена — да, я бы языком не трепал. Да как вождя не стало, порядок в стране сыпаться стал, никому веры нет. И тебе, малявке, не поверят. Так что давай чайку бабахнем, раз уж все одно не спится.

Он забрал чайник и ушел куда-то вглубь дома, продолжая нести всякую ерунду. Жанна посмотрела за окно: небо уже посерело, неохотно выпуская из плена солнце. Втиснув ноги в мокрые туфли и натянув юбку, девушка осторожно двинулась к двери на улицу. Потом замерла, сглотнула и бросила еще один взгляд на сундук. Секунду переминалась с ноги на ногу. Сделала шаг к сундуку и решительно положила руку на крышку.

Ящик был полон пепла. От движения крышки тонкая пыль поднялась в воздух и заклубилась по комнате. Вокруг язычка пламени свечи затрещали искорки. Пепел заполнял все пространство, словно черный туман, проникая в легкие, глаза и рот, покрывая волосы мягкой бархатистой пеленой. Потом огарок мигнул особо ярко, и бесшумный взрыв разнес бытие на атомы.

Девушка вскочила. Под ногами противно хлюпнула вода. Утренний туман слоился и таял под пробивающимися лучами солнца. Жанна стояла в лесу возле гранитного валуна, сжимая в руках поцарапанную сумочку. На плечах ее был толстый армейский ватник сороковых годов…

[hide]Источник[/hide]
Автор: Оксана Романова