Автор — я.
Рассказ о том, как черные силы порой нас искушают, заманивая обещаниями, и какие могут быть последствия…
П.С. Над моим африканским наречием не смеяться, это все выдумано).***
Резкий звонок телефона вырвал меня из цепких объятий Морфея. Я взглянул на часы: стрелки показывали шесть утра. Досадуя на неизвестного, посягнувшего на сон моего выходного дня, я неохотно снял трубку.
— Алло, Макс? – запищала трубка женским голосом. – Я тебя не разбудила, надеюсь?
— Машкааа, — протянул я. Раздражение как рукой сняло. – Конечно, я мог бы догадаться, что это ты: никто больше мне в такую рань не звонит, да еще и в мой выходной…
— Я знаю, — хихикнула моя сестрица. – Привет, кстати. Я, понимаешь ли, в городе сейчас, а он спит и ничего не знает. Я к тебе приеду сегодня. У меня столько интересного!
— Мне сейчас гораздо интереснее досмотреть сон, — буркнул я, изображая из себя обиженного. – Звонишь ни свет, ни заря, чтобы сообщить мне, что ты приехала? Попозже нельзя было позвонить?
— Ну, ты и зануда, — даже через телефон я увидел, как надуваются губки сестры. – Я сразу брату любимому звонить кинулась, как только самолет приземлился в аэропорту, а ты еще и недоволен чем-то… Впрочем, как всегда. Кстати, тебе от родителей привет.
— Хватит уж тебе, — устыдился я. – Не обижайся. И им привет. Просто ты прекрасно знаешь, как редко мне удается выспаться нормально… Приезжай, конечно, в любое удобное для тебя время: у меня сегодня и завтра выходные дни.
— Ладно, — обиженно произнесла сестра, хотя я был готов поклясться, что она улыбается. – Хоть ты этого и не хочешь, часам к девяти, так и быть, заеду. Пока, нытик.
И, прежде чем я успел ответить ей на колкость, она положила трубку. Что поделать! Машка Самсонова любила, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней.
***
Я и Маша были детдомовскими, после смерти родителей жили и воспитывались в одном детском доме. Хотя какое там воспитание… Скорее, выживание. Будучи старше сестры на два года, я по мере своих сил старался защитить ее, хрупкую и серенькую, похожую на воробышка. Между нами установилась тесная духовная связь, ведь мы отлично понимали, что мы вдвоем против целого мира и помочь нам некому. Мы мечтали, что в один прекрасный день придут дядя с тетей, которые заберут нас к себе, причем обоих сразу. И оказалось, что Боженька не глух, тем более к мольбам сирот: мы обрели новую семью. Но это было скорее из разряда добрых чудес: когда в детский дом пришла семейная пара, чтобы усыновить мальчика, их выбор пал на меня. Конечно, я был рад, но, увидев большие печальные глаза своей сестры, я сказал им, чтобы они выбрали кого-нибудь другого, так как я не имею права оставить свою сестричку одну. Мне было шесть лет тогда, поэтому взрослые были очень удивлены таким рассуждением малыша. Они отошли в сторону и начали о чем-то горячо спорить, при этом поглядывая то на меня, то на мою сестру. Наконец, они вернулись и сказали то, за что я буду благодарен им всю свою оставшуюся жизнь: «Мы берем вас обоих».
Так мы попали к Самсоновым. Новые папа и мама дали нам свою фамилию и прекрасную любящую семью. Им было уже по сорок лет, когда они нас взяли к себе, и оттого этот поступок их был еще более благороден.
Мы получили хорошее воспитание, достойное образование, наверное, не каждый родной ребенок получает от своей семьи и жизни столько. Но наши родители были добрыми и благородными людьми, и не раз мы благодарили судьбу за то, что она так благосклонно к нам повернулась.
К своим двадцати семи годам я работал в фирме отца начальником отдела рекламы. Конечно, я мог бы попросить его о более хлебном месте, но отец всегда говорил, что добиваться всего надо самому. Но я не сетовал, мне нравилась такая жизнь и моя работа. Сестренка же моя выбрала профессию археолога, и потому очень часто срывалась с места и мчалась на другой конец земного шара в поисках предметов древности.
Я уже несколько лет не жил с родителями, купив себе квартиру в центре города. Маша же жила со стариками в те редкие дни, когда возвращалась в город из своих экспедиций. Вот и сейчас она опять откуда-то примчалась…
***
Услышав настойчивую трель звонка, я пошел открывать дверь. С приходом Маши будто весна ворвалась в серый ноябрьский день: такая она была яркая, свежая и красивая. Я невольно ею залюбовался.
— Чего смотришь, будто в первый раз увидел? – Маша повесила плащ на вешалку.
— Замуж тебе надо, Марусь, — я поцеловал сестру в щеку. – Вон какая красота пропадает.
— Еще чего, — скривилась Машка. – Чего я там не видела? Грязные трусы и вонючие носки? Нет, это не для меня. Мне и одной неплохо.
Мы прошли на кухню.
— Ну, как там твоя Африка? – спросил я, разливая чай по чашкам.
— А что Африка? – Машка затолкла в рот пончик. – Стоит. Ты лучше спроси, что на этот раз мы там нашли? Ты обалдеешь! Целую деревню племени мбути, приблизительным возрастом около пятисот лет!
Я не мог разделить восторга своей сестры по поводу раскопки древней деревни этих… мути, или как там их. Поэтому я только важно покивал, давая понять, что хоть немного понял. Машка увлеченно рассказывала про свои находки, поминутно прихлебывая горячий чай, от чего я волновался, как бы она не обожгла себе нёбо. Но она будто не замечала ничего, делясь своими приключениями.
— Ах ты, блин, совсем забыла, — сестра вскочила и пулей кинулась в прихожую. Через несколько минут она уже протягивала мне шуршащий пакет.
— Это тебе, — довольно сказала она.
— Что это? – поинтересовался я.
— А ты разверни и увидишь, — глаза Машки хитро сверкнули.
Аккуратно развернув шелестящую обертку, я извлек из картонной коробочки вещь, которую еще не мог назвать ни одним известным мне словом. Это была кисть человеческой руки, распростертая в форме окружности, будто что-то пыталась обхватить. Выполнена сия вещица была, на первый взгляд, из черного дерева и покрыта прозрачным лаком, что делало ее поверхность гладкой и блестящей. Ногти на этом фрагменте руки были сделаны из кроваво-красного стекла и загадочно переливались. Неожиданно огоньки на мгновение сделались ярче и вновь потускнели.
— Видишь, — рассмеялась сестра. – Ты понравился этой руке.
— Что это? – тупо повторил я.
— Не знаю. Похоже на пепельницу. А там, может, и для других целей предназначалось, — Машка повела плечом. – По крайней мере, когда наши проводники это увидели, они здорово побледнели и начали лепетать на ломаном английском про какую-то руку Смерти. Темный неотесанный народ, который до сих пор верит в сказки и предания… Эту красоту я нашла при раскопке африканской деревни. Здорово, правда?
— Правда, — согласился я. – А эти ноготки… Переливаются, будто рубины…
— Так это и есть рубины, — улыбнулась Маша. – Я поэтому тебе ее и притащила. От всего сердца, братик. На долгую память от меня.
— А как ты через таможню это добро перевезла? – удивился я.
— Денис помог, — беспечно махнула рукой Маша, упомянув про своего бывшего ухажера, который работал в таможенной структуре.
— Спасибо, дорогая, не надо было… Ты бы за нее столько денег могла выручить…
— Деньги – зло, — хохотнула Машка. – Всех не переберешь. А брат у меня один…
До самого вечера мы просидели с сестрой, вспоминая детские годы и ухахатываясь до слез. Будто хотели наговориться и насмеяться вдоволь… Будто знали, что как раньше, уже не будет…
Проводив сестру домой, я вернулся на кухню и взял в руки ее подарок. Странное дело, рука, будучи в первый раз холодной на ощупь, теперь изливала тепло, будто живая. Неожиданно мне вспомнился рассказ Маши. Рука Смерти… Да, это название подходит ей больше, нежели рядовая пепельница. Я водрузил сувенир на журнальный столик в зале и отправился за компьютер делать отчет. Рука проводила меня неживым блеском бордовых огней…
Этой ночью, впервые за много лет, я спал беспокойно. Глухой голос в моем сне настойчиво шептал мне: «Загадай! И я исполню»… Потом мне снилось, как какой-то старик, весь покрытый татуировками и в проколах от пирсинга, тянется ко мне своими черными руками, и я с ужасом замечаю, что на одной руке у него отсутствует кисть… Вот он касается меня своей холодной культей… Проснулся я в холодном поту в четыре утра и уснуть более не смог. Как в тумане, я прошел в зал и взял в руки подарок. Рука будто манила меня к себе, огоньки камней часто дрожали.
— А, может, ты и вправду умеешь исполнять желания? – вдруг хрипло произнес я.
Камни вспыхнули ярче, словно отвечая утвердительно на мой вопрос.
— Тогда сделай меня директором фирмы, где я работаю, — словно в бреду, прошептал я.
Камни вновь вспыхнули и погасли. Неожиданно резкий холод пронзил мое тело. В этот же момент у меня потемнело в глазах, и я без чувств повалился на пол.
***
Утром я очнулся в своей постели. Вспоминая вчерашнее, я все больше убеждался, что это был сон, так как отключился я в зале, а очнулся в комнате. И тем более, слова, которые я произносил… Я никогда в жизни не стал бы подсиживать отца или, не дай Бог, желать ему плохого. Мои мысли разорвал пронзительный звонок телефона. Как-то тревожно он звучал…
— Алло, Максим, — голос Маши сотрясался от рыданий. – Максим, папа умер!
Не слушая дальше, я бросил трубку, наскоро оделся и выбежал из квартиры. И, конечно же, я не мог видеть, как камни на черных блестящих пальцах хищно сверкнули…
Нашу семью постигла тяжелая утрата. Я часто потом прокручивал в голове один и тот же вопрос: как мог отец, физически развитый и в основном здоровый человек, умереть в одну минуту? Вот так просто упасть на пол и замереть навсегда… Все случилось на глазах Маши, мама в это время была на кухне, готовила любимые гренки отца… Папа встал с дивана, чтобы поправить шторы, и в этот момент ничком упал на пол. И всё…
После похорон отца, когда нотариус оглашал завещание, меня как током ударило: вся фирма переходила ко мне, я становился ее безграничным владельцем. Я искоса поглядел на мать и Машу, но они утирали глаза и мало слушали картавого юриста.
Вернувшись домой с поминок, я подошел к руке и, взяв ее в руки, задумчиво оглядел со всех сторон. Обычная сувенирная вещица. Но… обычная ли? В прошлый раз я высказал при ней это сумасшедшее желание, будто кто-то мной управлял. И вот результат моей глупости. Мое желание сбылось, но какой ценой! Цепкий холод вновь окутал меня.
— Нет, Макс, признайся: это была не глупость, и ты сделал это вполне осознанно, — произнес чей-то шипящий шепот, и меня постигла страшная догадка: источником этого голоса был я сам.
— Что ты хочешь от меня? – спросил я уже нормальным голосом. И ужаснулся. Я разговаривал сам с собой. Мне это снится?
— Нет, это не сон, — я рассмеялся каркающим смехом, отвечая себе же. – Я в твоих руках, и теперь ты – мой хозяин. Я могу исполнить любое твое желание, но за это я беру себе маленькие подарочки, — снова хриплый смех. – Рука должна обагряться кровью, таков древний обычай. Я тебе власть, деньги, женщин, а ты мне – жизнь дорогого тебе человека. Видишь, как просто?..
— Я не хочу и не буду тебе помогать, — твердо сказал я.
— Есть такой закон. Мой закон. Человек, который произносит при мне свое первое желание, становится моим хозяином навсегда. Ты возродил меня в тот момент, когда произнес свое первое желание при мне.
Внезапно голос внутри меня умолк. Я осторожно поставил руку на столик и прошел в свою комнату. На пороге я обернулся: все пять огоньков пристально за мной наблюдали своим пурпурным цветом…
Через месяц я был самым богатым человеком на Земле. У меня было все, что можно было только пожелать, кроме одного: все мои близкие люди были уже мертвы. За последние недели я похоронил мать, сестру, близкого друга. Но мне не было их жаль: жажда власти и денег выжрала меня изнутри…
… Одним прекрасным вечером я, как всегда, вглядывался в зловещие красные огоньки, которые отражались в моих глазах.
— Знаешь, я хочу стать хозяином Вселенной. Хочу править везде, быть хозяином всего, — произнес я очередное пожелание.
— Отчего же нет? – рассмеялся я в ответ себе же. – Этой ночью все устроится.
Я лег спать, крайне довольный собой. Еще бы! Завтра все узнают своего хозяина, мир будет моим. Что может быть лучше!..
Среди ночи я проснулся от неясного чувства тревоги. Было прохладно, несмотря на то, что в квартире было включено отопление. В неясном полумраке комнаты я смутно различил силуэт, который, казалось, приближался ко мне.
Я вскрикнул: надо мной склонился старик из моего сна. Тот самый, что был без кисти руки. Выпуклые глаза его, из-за белков казавшиеся безразмерными, бешено вращались.
— Нбугани менду мниганиру, — произнес он на непонятном языке, и меня обдало смрадным дыханием незваного гостя.
— Пошел прочь! — я попытался оттолкнуть его ногами, но ноги мои беспрепятственно прошли сквозь него, словно через воздух.
— Кменгу мусаи збенгеду, — тем временем выдал он и протянул ко мне свою обезображенную культю. Срез на руке, где когда-то была кисть, странно отсвечивал в темноте красным светом. Далее случилось совсем невероятное: старик уже держал в своей целой руке мою руку Смерти. При этом он довольно говорил себе под нос:
— Убу, убу, нтунга…
Произнеся последнее слово, он… ПРИКРУТИЛ кисть на место и… растворился в воздухе. Обессиленный и напуганный, я откинулся на подушку и забылся тяжелым сном…
… Утром меня разбудил телефонный звонок. Звонила… Маша.
— Алло, Макс? Приезжай скорее, папе плохо, он в реанимации…
Положив трубку, я с опаской поглядел на журнальный столик. Кисть была на месте, камешки по-прежнему хитро поблескивали в солнечном свете… И еще… В комнате воняло какой-то гнилью. Я схватил кисть и вышвырнул ее в открытое окно квартиры…
— О, Алексеич, смотри, — бомж поднял руку, которая даже не пострадала, упав с девятого этажа. Тот, кого бомж назвал Алексеичем, заинтересованно глянул на сувенир.
— Ни хрена себе, — он взглянул вверх. – Я, конечно, просил Бога, чтоб он нам помог, но не так же… Не мог еды скинуть, что ли…
Они еще не знали, кто им помог…