Автор — я. Со слов коллеги по работе.
70-80 годы.
Двух подруг, студенток Орского пединститута, Марину и Светлану отправили на практику в сельскую школу.Двух подруг, студенток Орского пединститута, Марину и Светлану отправили на практику в сельскую школу.
На самом деле им пришлось не детей учить, а сакманить. Т. е в местном колхозе, в хозяйстве которого были овцы, у этих самых животных принимать роды, маленьких ягнят куда-то перетаскивать или как там, не знаю. Запомнилось только интересное слово «сакман».
Разместили их в маленьком домике с печным отоплением, а учитывая, что Марина сама деревенская, учить топить печь их не пришлось, благо была то ли ранняя весна, то ли ранняя осень, не помню, суть в том, что кочегарили они свой источник тепла только раз в сутки. Плюс электрический обогреватель, благоразумно захваченный с собой.
На второй день их пребывания пришла соседская бабушка, слово за слово, сели в «передней» избе чай пить. В той части одной были в общем-то комнаты, которые разделяла «голландка» (так местные называли печь) и небольшая дощатая перегородка.
И тут стук в дверь, Света открывает — другая бабуля, соседка через два дома, как сама поясняет, баба Клава.
— Дай, — говорит, — доченька, ковшичек угля, у вас, вижу, печь уже топится, а я что-то не разожгу никак. А спички не люблю, руки старые, гляди, вишь, трясутся, чиркаю и без толку. Помоги бабушке.
Света удивилась и хотела уже исполнить просьбу бабуленции, как из «передней» избы выскочила Марина и говорит:
— Нет, бабуля, не проси, моя бабушка не разрешает такие штукенции давать.
Б. Клава удивленно спрашивает:
— А хто твоя бабка-то? Ты, я вижу, нацменка или цыганка, смуглая.
Марина, надо сказать, по отцу молдаванка была, а по матери украинка.
— Нет, — отвечает, — не цыганка, сербиянка.
Бабка молча повернулась и ушла.
Оказывается, пока Светлана разговаривала с б. Клавой, та старушка, что была уже у них в гостях, жестами дала понять Марине, что нельзя ей ничего давать. Их из «задней» избы не видно было. Причем, как потом девушка сказала, лицо при этом у неё было такое страшное, до мурашек. Вот она придумала на ходу и про бабку-сербиянку — слышала такое от шатающихся по вокзалу цыган — и про бабкины запреты.
На вопросы девушек, почему же не дать бедной бабушке уголечка, гостья вытащила из кармана своей куртки небольшую металлическую чашечку.
— Видите, я тоже хотела у Вас угля взять, да ладно уже, не стану. А вы лучше с вечера запирайтесь и никого к себе не пускайте. Даже парней, путевые у нас все равно все заняты.